«Светское образование и религиозные ценности».

Однако так было не всегда и не везде. Сам термин «светскость» появился на рубеже Средних веков и Нового времени, точнее, в эпоху Просвещения. Эта эпоха во многом была временем расхождения религии и науки, которые до того времени были связаны очень тесно, причем религиозное начало явно преобладало. Когда именно процесс отделения науки от религии стали называть «просвещением», само это просвещение вольно или невольно приобретало оттенок не просто арелигиозный, но часто антирелигиозный, а в  большей мере — антикатолический, поскольку в Западной Европе в Средние века наука развивалась именно в рамках католических учреждений, в том числе образовательных.

В некоторых языках, например, английском, хотя и существует термин «просвещение» по отношению к эпохе, но нет термина «светскость» применительно к образованию. В этом случае говорится о секулярном образовании, что подчеркивает отделенность этого образования от того, к чему оно раньше было тесно привязано, — от религиозных ценностей.

Отделение школы от церкви, а светского образования от религиозных ценностей продолжалось в Европе в течение нескольких веков и стало своего рода традицией. При этом светскость и атеизм если не стали синонимами, то очень сблизились в общественном мнении.

Закреплению такой тенденции способствовали несколько параллельно развивавшихся мирских процессов, тесно связанных между собой в то, что называлось модернизацией общества, его индустриализацией, особенно ярко проявившимися в европейских странах.

Здесь уместно упомянуть три таких процесса: изменение характера труда основной части людей; коренное изменение роли в обществе рыночных отношений; разрушение традиционного уклада жизни, урбанизация.

Если раньше в течение многих веков и тысячелетий человек создавал и применял орудия своего собственного труда, был в этом подобием Творца, то теперь он сам становится частью искусственной машины, ее деталью, легко и просто заменяемой на другую деталь (как у нас недавно говорили: человек — это «винтик»). Особенно далекой от подобия жизни Творца стала его работа (а затем и жизнь) в ритме конвейера: никакой самостоятельности, ничего человеческого, а вместе с тем и Божественного. Главной задачей светского образования стала подготовка детей и юношества к такой вот монотонной, механической, неодухотворенной работе, что бы при этом не говорилось о воспитании, о «высоких материях».

Опять-таки в течение многих веков отношения купли-продажи занимали довольно скромное место в хозяйственной жизни. Индустриализация в корне изменила ситуацию. Рынок заполонил все. Мамона заняла место Бога. Даже образование сейчас пытаются представить как всего лишь одну из услуг наряду со многими другими.

В течение многих тысячелетий люди жили на земле, кормились от нее своими трудами, а в процессе индустриализации были сорваны (во многом насильно) со своих мест, оторваны от тесных родственных и иных человеческих связей, складывавшихся постепенно и надолго в системы, основанные на общих для всех нормах поведения, Заповедях.

Все это мирские процессы, в течение нескольких веков отрывавшие человека от Бога, но считавшиеся прогрессом. Отделение религиозных ценностей от мирского, светского образования стало неизбежным спутником индустриализации во всех странах. Различие было лишь в том, что кто-то раньше попадал под этот пресс, а кто-то позже, кто дальше шел по этому пути, а кто задерживался.

Наша страна позже вступила на этот тернистый путь и по разным причинам задержалась, если сравнивать ее с европейскими странами. Однако практически все сказанное выше наблюдалось и в России. Во многом это было обусловлено близостью к Европе, традиционными экономическими и культурными связями с ее странами. Но есть одно тревожное обстоятельство, связанное, как мне представляется, с особенностями нашей религиозной традиции — Православием.

Из самого названия видна озабоченность православных верующих тем, чтобы славить Бога правильно. Эта озабоченность — великое благо, позволившее сохранить само Православие если не совсем таким же, каким оно появилось у нас около тысячи лет назад, то почти таким же. Это «почти» объясняется тем, что в истории России было событие, называемое Раскол, причиной которому были именно разногласия, причем непримиримые, по вопросу о том, как славить Бога правильно, а как — нет. После этого печального события былая симфония жизни на разных, если не на всех уровнях, была во многом нарушена и не восстановилась более в прежнем качестве.

Тем не менее, жизнь не стоит на месте ни в нашей стране, ни за ее рубежами. Если говорить об общемировых тенденциях мирского характера, то можно с высокой степенью уверенности утверждать, что крайности индустриализации начинают уходить в прошлое. Сама современная мирская жизнь, применяемые сейчас технологии уже требуют возврата к тем ценностям, которые совсем недавно казались совершенно отброшенными «за ненадобностью». Опять становится нужным человек, способный задумываться над самим собой, над смыслом собственной жизни, над этическими вопросами. Уже сейчас именно «человеческий фактор», если пользоваться «бесчеловечным жаргоном» наших современников, является основной причиной так называемых техногенных катастроф, и погибает в них гораздо больше людей, чем в землетрясениях и иных катаклизмах, называемых природными.

Любовь к ближним, равно как и к самим себе, становится вновь востребованной в мирской жизни. Причем к ближним в евангельском смысле, который далеко выходит за круг родных и друзей и простирается на тех, кто еще не появился на свет и может не появиться по нашей собственной вине. Речь идет о будущих поколениях людей, о которых некому заботиться, кроме нас самих — всех ныне живущих. Способны ли мы чем-то жертвовать для них, способны ли мы хотя бы в малом брать пример с Того, чьему Рождеству посвящены эти чтения?

Уверен, что современное светское образование может быть качественным только в том случае, если оно включает в себя базовые ценности той национальной культуры, в рамках которой и ведется образование. В случае образования, ведущегося на государственном языке России — русском языке, речь идет о православных ценностях, минимумом знаний о которых должен обладать каждый российский гражданин.

Наша культура на удивление глубоко пропитана этими ценностями, которыми мы живем, часто даже не замечая этого именно из-за изъянов в нашем образовании.

Приведу только несколько примеров, поясняющих сказанное выше. Начну как раз с выражения «светское образование». Оба эти слова, если немного задуматься, представляют собой не что иное, как невидимые религиозные ценности. «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» — всем должно быть ясно, что это за Свет, и почему сатана именуется Князем тьмы. Корень слова «образование» — образ. Но человек создан Творцом как раз по образу и подобию Своему. Повторяю, так звучит именно на русском языке. В английском, например, ни «secular», ни «education» не связаны с религиозными ценностями: первое подчеркивает как раз отделенность от целого (ср. сегмент, сектор), второе имеет латинский корень, означающий несамостоятельное движение (ср. кондуктор, индукция, продукция). Получается, что человек не образовывается, а ведется, причем как-то усеченно.

Если взять другой пример — названия дней недели (на церковнославянском языке — седмицы), то в русском языке видна, что называется, невооруженным глазом разница между пятью будними днями и остальными двумя. Будние дни названы буднично, количественно: вторник, четверг, пятница, в середине будних дней — среда. Следующий за пятницей день назван не только не буднично, но и не по-русски, а по-древнееврейски: «шабад», суббота, седьмой день творения мира. День отдыха Бога. Калькой с него сначала было название седьмого дня — «неделя» (не-делание). Именно от него пошло название следующего дня: «после недели», понедельник. Затем это название в мирском языке заменило седмицу, уступив его «воскресенью». Было бы очень неплохо знать всем владеющим русским языком, Чье именно Воскресенье мы вольно или невольно вспоминаем не реже, чем раз в семь дней. Причем, что характерно, и в этом случае именно в русском языке религиозные ценности наличествуют в мирской жизни. В английском языке, например, суббота названа днем Сатурна, а воскресенье — днем Солнца. Вполне языческие названия. Даже в нумерации дней недели наши предки оказались верны именно Новому Завету: новую жизнь (будничную) мы начинаем после воскресенья, в понедельник, в отличие от жителей Западной Европы, продолжающих чтить субботу буквально, по Ветхому Завету.

Очень важное для человека слово «счастье» имеет в русском языке тот же корень, что и «причастие». Это вряд ли можно назвать случайным совпадением. Сравните это с английским «happy».

Совесть и Благая весть. Иначе: жить по совести, значит жить в соответствии с Благой вестью. А в английском «сonscience» — корень: «наука».

Подобные примеры можно продолжать долго.

Такова языковая стихия русского народа. Ничего из названного выше ему не навязывалось «сверху» ни церковными властями, ни светскими. Чем «обогатила» наш народ, к сожалению, в кавычках, наша атеистическая интеллигенция XIX века, так это двумя пагубными вопросами: «Кто виноват?» и «Что делать?».

Вопрошающий «Кто виноват?» себя уж точно виноватым не считает. Чтобы это понять, нет необходимости быть воцерковленным человеком. Но и убежденному атеисту было бы не лишним знать, что религиозной ценностью является покаяние за грехи, среди которых в числе первых как раз этот: непризнание своей ответственности за собственные поступки, вины за грехи. Первыми таким образом согрешили Адам и Ева. Адам свою вину переложил на Господа: «Жена, которую Ты мне дал, она дала от дерева, и я ел», а Ева — на змея: «Змей обольстил меня, и я ела». В связи с этим уместно вспомнить, что в русском языке есть пословица: «Повинную голову меч не сечет», которая сугубо светским языком описывает благодать покаяния — еще одну важнейшую религиозную ценность.

Вопрошающий «что делать?» в лучшем случае обнаруживает незнание или неприятие ответа на него, данного всем Новым Заветом, особенно искупительной жертвой Бога-Сына. В худшем — просто лукавит, поскольку точно знает, что делать ему самому и для себя.

Таковы только некоторые примеры знаний о православных ценностях, являющихся совершенно уместными в российском светском образовании. Возможно, часть таких знаний можно давать через традиционные предметы. Но это не может обеспечить формирование комплексного представления о системе таких ценностей. А ведь именно органическая целостность является самой сильной стороной религиозных ценностей, помогающих человеку разбираться в смысле собственной жизни, ежедневно задумываясь о себе, своих поступках, их мотивах.

Стремление жить со смыслом и не только для себя — традиционная черта наших соотечественников, включая современников. Для образованного человека такое стремление — верный признак неизжитой религиозности. Сейчас это обстоятельство является «не тормозом прогресса», а надеждой на лучшее будущее.