Как в советское время издавали духоввные памятники
Увы, редко кто нынче вспоминает особый подвиг Дмитрия Сергеевича Лихачева на ниве православного просветительства, которому он отдал 15 лет в пору государственного атеизма. Речь идет о серии книг под общим названием «Памятники литературы Древней Руси».
Такого издания еще не было! Ведь это, в сущности, был свод лучших духовных трудов, да только замаскировали его от ЦК незатейливо-научным поименованием. Мне здорово повезло — стал неким соучастником этого выдающегося свершения, ибо был в то время директором издательства «Художественная литература», которому доверился академик.
Он задумал эту серию еще в начале 70-х. И повел ее подготовку вместе с доктором филологии Л.А. Дмитриевым от имени Пушкинского Дома (Институт русской литературы РАН).
Лихачев и Дмитриев взяли на себя наитруднейшую роль составителей и общую редакцию. В пространном проспекте, написанном Дмитрием Сергеевичем, обосновывалась многогранная новизна идеи, которая охватывала столетия от XI до XVII и вбирала более 200 произведений. Общий объем научного издания с комментариями насчитывал почти 8 тысяч страниц! Каждый текст печатался на двух языках: на древнерусском и — на соседней странице — в переводе на современный русский.
И вот в 1978 году увидел свет первый том. В него вошли «Повесть временных лет», «Поучения Владимира Мономаха», «Сказание о Борисе и Глебе» и «Житие Феодосия Печерского», а также репродукции выдающихся икон и фотографии древних храмов.
Выглядело издание торжественно: по тканевому переплету — орнамент в стилизации под древнерусскую книгу, сюжетные форзацы, формат необычен. И тираж был неплохим для такого научного издания — 50 тысяч экземпляров.
Но не надо думать, что высокий авторитет Дмитрия Сергеевича в научном сообществе спасал в доперестроечные времена от бдительного ока партначальства. Оно уже по первому тому уловило — Лихачев и издательство «Художественная литература» затеяли невиданную для советского общества антологию православной литературы.
Правильно догадывались. И именно по этой причине понадобилось хитрить. К примеру, свою задачу я видел в том, чтобы уберегать от взоров партбдительщиков столь важный для отечественной культуры замысел Лихачева. Для этого я избрал метод камуфлирования и маскировки. Знал, что идеологическое начальство читать древности не будет, удосужится лишь по долгу службы листать, а значит, перво-наперво натолкнется на иллюстрации и по ним будет судить, о чем и для кого затеяно издание. Вот я и потребовал, чтобы раздел с иллюстрациями включал не только церковную символику, но и что-то светское, благо и на это была щедра древнерусская культура.
Лихачев тоже проявил осторожность. Например, даже не предлагал обнародовать «Слово о законе и благодати». Надеюсь, что не надо пояснять, по какой причине.
В 1977 году, когда готовился 7-й том, я вдруг получил обжигающее письмо от академика: «Дорогой Валентин Осипович! Я очень ценю Ваше отношение к “Памятникам литературы Древней Руси”. Но у меня принцип: не делай ничего, что бы шло в разрез с моими убеждениями и за что потом пришлось бы стыдиться. Сейчас вопрос о церкви настороженный, а, допустим, через 10 лет он станет менее напряженным (после юбилея крещения). Зачем “временные высказывания”? Я был в разговоре с Н.Н. Акоповой (заведующая редакцией. — В.О.) раздражен “общей ситуацией”, нажимом на сектор др<евней> р<усской> л<итературы> (Пушкинского дома. — В.О.) по этой линии вообще — со стороны разных лиц и учреждений. Это именно и обязывает меня сказать, что издание я готов прекратить, если оно вызывает опасения.
Я понимаю, что Ваше положение более сложное, чем мое. Вы свернуть издание не можете. Поэтому я прошу у Вас извинения, что думаю только о своем добром имени. Я не отступаю при этом от своих позиций и, скажем, приглашать историков для дополнительных статей не соглашусь. Кое-что я убрал и добавил три страницы о положении церкви в др<евней> Руси. Это максимум того, что я могу сделать. Рад, что удовлетворю издательство. Но труднее положение будет со Смутой. Там была борьба с поляками-католиками, и поэтому церковный элемент в патриотических сочинениях резко возрос. Трудно будет и со старообрядческими сочинениями.
Но сокращать что-либо нельзя. Придется ждать времени, когда религиозный вопрос станет менее острым. Что делать? Издание — хорошо, но истина дороже.
Не час, не два обсуждали мы это письмо и с главным редактором А.И. Пузиковым, и с заведующей редакцией. И не дрогнули, хотя я — скрывать нечего — перепугался паническим ноткам в эпистолярном монологе Д.С. Лихачева. Размышлял: он непредсказуем — и вот, гляди, на весь мир заявит, что бунтарски прекращает издание, так попробуй потом возобновить. Знал психологию работников ЦК партии — никаких публичных протестов, которые бы спровоцировали разбирательство!
Надо было срочно отправляться в Ленинград. Там я изложил Лихачеву свой план — академик никак не ожидал того, что издательство готово увеличить число томов с 8-ми до 12-ти! Это то, чего раньше Лихачеву никак не удавалось сделать при утверждении проспекта. У него в глазах удивление — отчего такая вызывающая отвага? Я в ответ: если увеличим число сочинений XVII века, то это повлечет увеличение сугубо светских произведений, даже травники и лечебники появятся, и в этом случае отпадет предлог для подозрений в сугубо религиозно-одиозном характере издания и минет угроза запрета. Академик одобрил. И хитрость удалась.
Валентин Осипов
|
