Церковь, семья и соблазны самоутверждения

Патриарший центр духовного развития детей и молодежи открывает серию круглых столов под общим названием «Вызовы времени и пути развития церковной жизни». Первый из них состоялся 21 июня. Среди выступавших — игумен Петр (Мещеринов), руководитель Школы молодежного служения при Патриаршем центре духовного развития детей и молодежи, протоиерей Димитрий Смирнов, председатель Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами, диакон Андрей Кураев, профессор Московской духовной академии. Со вступительным словом выступил епископ Дмитровский Александр. Текст его выступления публикуется с сокращениями.

Миссия Церкви в мире на протяжении двух тысячелетий остается неизменной: освящать, преображать мир, осолять духом евангельского учения (Мф. 5, 13), приобщать к жизни Царства Божия, «являемого в силе» в богочеловеческом церковном организме (ср. Мк. 9, 1), делать причастниками божественного естества (2 Пет. 1, 4). Вместе с тем в формах и содержании жизни человечества происходят изменения: развитие, стагнация и деградация тех или иных процессов и явлений в той или иной цивилизации, нации, общности, семье, в жизни каждого человека. Церковь также обновляется, растет и распространяется (Деян. 12, 24) как живой организм и в силу несовершенства в своем человеческом компоненте страждет болезнями своих членов, но, вопреки разрушающим стихиям века сего, устремляет нас к совершенствованию и возрастанию. Питая нас Божественными таинствами, она так и остается в земной истории человечества в муках рождения «дондеже изобразится в нас Христос» (Гал. 4, 16).

Историческое время бытия церковного может быть условно разделено на эпохи и периоды, каждый из которых можно охарактеризовать своим злободневным «совопросничеством» века сего, но в своем соборном сознании Церковь призвана дать ответ каждому вопрошающему о нашем уповании (1 Пет. 3, 15). В силу этого любое историческое время по-новому открывает глубину Божественного присутствия и действия в человеческой истории, выкристаллизовывает и внутреннее богатство организма церковного. Главным же и единственно неизменным в бытии Церкви, да и всего мира, остается свет солнца Божественной любви к своему творению и реальное присутствие Господа Иисуса Христа среди верующих: «Христос сегодня, завтра и во веки тот же» (Евр. 13, 8), по неложному обещанию Своему: «Я с вами во вся дни до скончания века» (Мф. 28, 20).

Понимание последнего необходимо как соборному церковному сознанию, так и каждому члену Церкви в любую эпоху, для того чтобы быть соработником у Бога (1 Кор. 3, 9), чтобы наше бытие в Церкви было живым и творческим, чтобы сама церковная жизнь не превращалась в пустое копирование благочестия и быта прошлых эпох, какими бы не были они привлекательными, но, укореняясь в Священном Предании, вырастала в опыте живого Богообщения и свидетельства того, что у Бога нет любимых и нелюбимых времен и народов, но всегда действенное присутствие Христа среди верующих обусловлено нашей к Нему устремленностью и открытостью.

Современная церковная жизнь характеризуется подчас двумя крайними направлениями, вполне объяснимыми в виду прерваности живой преемственности, но в то же время абсолютно схожими по своей сути — человек приходит в храм и пытается активно реализоваться сам по себе, не давая места действовать Богу, не признавая авторитета церковного соборного сознания, не ощущая живого богоприсутствия в своей жизни и, что очень важно, в жизни Церкви.

С одной стороны, некоторые новообращенные не захотев учиться у Церкви, не вникая в ее внутреннюю суть и жизнь, считают необходимым заняться ее модернизацией, стараясь сделать ее более понятной и удобной для поврежденной грехом человеческой природы, и тем как бы делая Церковь привлекательной для большего количества людей внешних. Но, по верному предвидению святителя Игнатия Брянчанинова, «предпринимаемые меры, заимствованные из стихий мира, враждебного Церкви, скорее ускорят падение ее».

Стремление осовременить и упростить церковную жизнь может быть не менее опасно, чем косное затвердение во внешних формах и временных условностях. Такая православная религиозность, обращаясь к прошлому, признавая ту или иную эпоху окончательным эталоном подлинной церковности, тщетно пытается воспроизвести ее в сегодняшнем дне. Святейший Патриарха Алексий хорошо сказал об этом явлении: «Оглядываясь постоянно на XV или XVII, или какой-либо другой век и считая его в церковной области непререкаемым авторитетом и образцом, мы подобно жене Лота, оглянувшейся назад, можем стать соляным столпом».

Преодоление этих болезненных явлений возможно только через возрождение подлинного экклезиологического сознания, которое находится в кризисе ввиду широко усвоенного религиозного индивидуализма. Явление такого рода можно обозначить как эгоистическую поглощенность сознания и жизни христианина заботой о своем собственном спасении при полном безразличии к душе и потребностям ближнего. К сожалению, церковность, понимаемая только как сумма общих догматов, канонических правил, чинопоследований, святоотеческих текстов, духовных авторитетов и иерархии, далека от той подлинной соборности, которая является определяющим свойством и органическим началом жизни Церкви и к реализации в которой должен раскрыться в своем внутреннем потенциале всякий ее член. По словам апостола Павла, наше обращение к Богу должно характеризоваться «истинною любовью», благодаря которой мы бы «все возвращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви» (Еф. 4, 15—16). По словам Хомякова: «Церковь не есть множество лиц в их личной отдаленности, но единство Божией благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати», или более кратко в другом месте Алексей Степанович определяет жизнь Церкви просто как «общение любви». Итак, все, что не ведет к возрастанию в любви к Богу и человеку — бесплодно.

Между тем, современную лжецерковность подчас характеризуют обособленность, противопоставление и превозношение не только по отношению к тем, кто находится вне спасительной церковной ограды, но и, под предлогом охранения чистого Православия, от неправильно мыслящих других членов Церкви. Это проявляется и в непомерном легковерии ко всякому самостоятельному мнению как бы харизматического наставника, вопреки соборному суждению Церкви, и в надуманном противопоставлении личной святости — благодатности иерархии.

Но главной причиной таких установок является скрытая гордыня, эгоизм, во всем предпочтение себя ближнему. Религиозная жизнь при таком подходе становится вариантом самоутверждения, в котором определенный набор средств духовного совершенствования, таких как регулярная детальная исповедь, тщательное исполнение церковного устава в соблюдении поста, исправное посещение храма и домашнее молитвенное правило — становятся самоцелью для формирования собственной успокоенности о своем духовном благополучии. Аскетическая засушенность, угрюмость, недоброжелательность и неприветливость к окружающим, являются характерными чертами к внешнему портрету носителя такой церковности. Духовность такого плана малопривлекательна, и именно она является отталкивающим от Церкви явлением, на которое с упреком указывают те, кто, переступая порог церковный, не видят за ним ничего кроме уже знакомых по внешнему миру грубости и эгоизма, помноженных на массу запретов и условностей.

Но такого ли откровения от сынов Божиих ждет страждущая от греха тварь (ср. Рим. 8, 19—22)?

Оказывается, церковные болезни являются только слабым отражением того эгоцентризма и взаимной отчужденности, которыми ныне поглощен секулярный мир общения людей. Современное цивилизованное общество, вовлеченное научно-техническим прогрессом и кризисом идейного содержания жизни в глобальные процессы размывания государственных, национальных, этнокультурных, этических начал, получает, с другой стороны, этническое и конфессиональное противостояние, взаимное обособление и отчуждение, противопоставление и предпочтение интересов индивида обществу, гражданина — государству, родителя или ребенка — благу и пользе семьи как целого. Эгоцентрическая замкнутость на себе и своем, атрофирует саму потребность в деторождении, а потребительское отношение к окружающему, Богом сотворенному миру, ввиду потери ощущения внутренней сопричастности ему, понуждает воспринимать все только в качестве сырьевой базы для своего обогащения и потребления.

Подобное состояние человечества напоминает время, к которому апостол Павел прилагает целый список нелестных эпитетов: «люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы» (2  Тим. 3, 2—4).

Конечно, это явление в той или иной мере всегда были свойственно падшему человечеству, так как вследствие отпадения людей от Бога единая природа человечества распалась на множество автономных индивидов.

Как писал В.Лосский, «приращение самого себя в любви» происходит во Христе через узнавание своего богосыновства: «Бог послал Сына Своего [Единородного], Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление. А как вы — сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: «Авва, Отче! Посему ты уже не раб, но сын; а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа» (Гал. 4, 4—7).

По словам апостола Павла, всякое земное родительство имеет своим источником небесное Отцовство Бога Отца, «от Которого именуется всякое отечество на небесах и на земле» (Еф. З, 14—15). Таким образом, родительство и сыновство являются онтологическими новозаветными понятиями, в координатах которых выстраивается и внутренняя жизнь Церкви. И если всякое отцовство земное теряет свое значение в словах Христа «и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах» (Мф. 23, 9), то только в ввиду нового отцовства духовного, имеющего своим источником Бога, «у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов; я родил вас во Христе Иисусе благовествованием» (1 Кор. 4, 15), — пишет о своем духовном отцовстве апостол Павел.

Такое отцовство является не властью внешнего авторитета, но властью любви. Современный сербский иерарх и богослов митрополит Черногорский Амфилохий (Рядович) считает, что только искалеченный божественный авторитет может превратиться в средство принуждения и господства: «Если случится, что епископ, пресвитер, духовник, — пишет он, — перестают быть такими, воистину святыми и духовными отцами, то есть в Боге переродившимися родителями, в муках рождающих своих духовных детей, тогда они могут пытаться прикрыть свое бессилие и бесплодие покровом доверенного им сана, то есть ложным авторитетом, насилием, принуждением и другими внешними эффектами... тогда принуждение и господство над душами и совестью становятся неизбежны. Святая тайна духовного отцовства и святоотцовства подменяется тиранической опекой, из которой вырастают ядовитые цветы рабства, бунта и взаимного уничтожения».

Таким образом, только жертвенная любовь может образовать правильную вертикаль взаимоотношений в Церкви. Вместе с тем, Божественное усыновление формирует и горизонталь человеческих взаимоотношений. Если мы дети одного Отца, то мы братья друг другу и наша любовь к Богу побуждает нас преодолевать эгоистическую замкнутость на себе: «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 8). Эта любовь и повелевает «полагать души свои за братьев» (1 Ин. 3, 16), а внутренние соотношения клеток организма церковного формируются на основе взаимного обогащения, обмена, компенсации: «Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены» (1 Кор. 12, 26).

Духовная семейственность, как основа и содержание церковной соборности, вырастает из здорового земного опыта семейной жизни. Она является даром благодати, положенном на естественную благодать, реализованную человеком через верное следование своему семейному призванию: «А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились. И Слово стало плотию, и обитало с нами... И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать» (Ин. 1, 12—14, 16). Именно выстраивая на естественной любви правильные взаимоотношения между родителями и детьми, братьями и сестрами между собой, человек может стать на путь усыновления небесного.

Наш современник Афонский старец Паисий предупреждает: «Когда разрушится семья, разрушится все — и духовенство, и монашество».