Семья в современной Церкви

Православная Церковь содержит высокое учение о таинстве брака, «семья — малая Церковь», утверждаем мы. Но святоотеческое богословие почти не говорит об этом. Причины этого ясны. Семья веками была само собой разумеющейся ценностью, и у отцов Церкви не было особой нужды заострять внимание на этой теме. Лишь когда сам институт семьи стал разрушаться, Церковь стала активно осмыслять свое учение о браке.

Традиционное святоотеческое богословие содержит идеал аскетический, монашеский, но никак не семейный. «Или обладая всецело Христом, человек нерадит о жене, или, дав в себе место любви к праху, забывает о Христе» (святитель Григорий Богослов). «Брак есть смертная и рабская одежда» (святитель Иоанн Златоуст).

Лишь единичные святоотеческие тексты указывают на положительное значение семьи (лучший и известнейший пример — анафора св. Василия Великого). В лучшем случае святые отцы принимают семью как данность, но общепринятой оценкой у них является меньшая важность семьи сравнительно с индивидуальным аскетическим деланием.

Итак, налицо коллизия двух богословий: «семья — домашняя Церковь» и  «семья — преходящая ценность».

В настоящее время тезис о том, что Церковь заботится о семье, должен быть богословски подтвержден, и, по-видимому, нам следует ревизовать всю систему назидания.

Семья и современное богословие

Очень важно построить проповедь брака, соответствующую богословию, а не утилитарным целям («рожать, рожать, рожать...»). Необходимо серьезно откликнуться на вызовы современности и сформулировать не только высокое и красивое учение, но и вплести его в ткань церковной жизни средней христианской семьи.

Существует проблема своеобразного манихейства в церковной жизни. Не получает практического воплощения богословская мысль о том, что сама семейная жизнь и есть пусть спасения. Популярна идея о том, что в семье спастись трудно или невозможно. В сознании многих верующих аскетика стала прокрустовым ложем для семейной жизни.

В 1935 году протопресвитер Георгий Шавельский писал о церковном мировоззрении дореволюционной России: «Церковь, не откликавшаяся на все нужды и явления действительной жизни, в значительной степени оторвалась от общества.... Не оказывая, вследствие этого, всего благотворного влияния на жизнь государственную, общественную и частную, Церковь теряла значительную долю авторитета, уважения и влияния. Односторонняя, сводившаяся к проповеди аскетизма и отречения от мира церковная идеология для одних была неприемлема, для других — непосильна». Эти слова актуальны и сейчас.

Агиографический и исторический идеал семейной жизни в Церкви

У Церкви нет примеров брака, способных лечь в основу просвещения современных семей. Нет канонизированных христиан, жизнь которых была бы примером не жизни в браке «как брат и сестра» и не совместного ухода в монастырь, а именно духовного возрастания в семье как в малой Церкви. Никогда православная Церковь не канонизировала семьи, за исключением семей мучеников.

На фоне отсутствия церковного идеала семьи довольно неожиданно стал пропагандироваться в качестве образца советский уклад жизни. Примером этого являются, в частности, труды известных публицистов Ирины Медведевой и Татьяны Шишовой. Та агрессия, жесткость, непримиримость и в то же время некомпетентность в церковных вопросах, с которыми они пропагандируют семейные ценности, только мешают становлению церковно-просветительской работы по отношению к семье.

В этой связи особенно остро встает проблема богословского осмысления жизни современной церковной семьи.

Жизнь семьи и жизнь церковной общины

До сих пор общинная жизнь так и не стала нормой церковной жизни. В связи с этим перед пастырями стоит ряд проблем.

Во-первых, приходы и общины не могут помогать многодетным и молодым семьям. Подкрепляются ли призывы Церкви решать демографическую проблему реальной помощью?

Один священник рассказывал мне, как однажды он стал в проповеди призывать своих прихожан  повышать рождаемость. После службы к нему подошла женщина и сказала: «Батюшка! У меня двое детей. Мы с мужем получаем на двоих 10 тысяч рублей в месяц, едва сводим концы с концами.  Хорошо бы, конечно, завести еще детей; но как мы будем их содержать? Сможет ли наш приход помочь — выплачивать, например, хотя бы тысячи три-четыре в месяц?» Батюшка ответил: «Мы бы рады, но, к сожалению, мы не сможем... Вот у нас крыша течет, нужно оплатить иконостас, коммунальные услуги...» Женщина спросила: «Ну, может быть, поможет епархия?» Батюшка невесело усмехнулся... и больше уже не проповедовал на эту тему.

Официальной статьи расхода на помощь семьям у нас нет. Обязательный сбор с приходов денег на подарок местному архиерею проводится неопустительно, а регулярная поддержка многодетности или хотя бы ресурсы на создание при храме семейного клуба совершенно отсутствуют.

Во-вторых, таинство венчания сегодня часто преподается людям без какой бы то ни было катехизации и проверки серьезности их церковных и семейных намерений. А потот мы разбираемся в ворохе канонических недоумений. Выход — достаточно строгая катехизация и требования (нравственные, а не только формальные) к венчающимся не меньшие, чем к кандидатам к священству.

Церковное сознание не принимает некоторых положений «Основ социальной концепции» и продолжает считать, что невенчанный брак не есть брак, а просто сожитие.  Проблемы этого рода нуждаются в дальнейшем обсуждении.

В-третьих, женщины часто спрашивают, на каком богословском основании в периоды месячных очищений и в послеродовой период их отлучают от простого хождения в Церковь. В Требнике мы находим целый ряд молитв об избавлении женщины от скверны. Их авторы считают нечистыми не только саму родильницу, но и прикоснувшихся к ней, сама она до сорока дней не допускается до причащения. Эти запреты идут от ветхозаветных традиций исполнения иудейского Закона, имеющих очень призрачное отношение к христианству. Среди прочих нелепостей, порожденных идеологией «скверны», необходимо назвать и совершенно чудовищный запрет матерям присутствовать на крещении собственных детей.

Особое внимание необходимо уделить вопросам подготовке семьи к таинствам венчания и крещения детей. На уровне общецерковной практики есть единственное условие к участию в этих таинствах — оплата запрошенной суммы. Но при минимальных требованиях к вступлению в Церковь и к созданию малой Церкви православие предлагает людям громоздкую и строгую внешнюю дисциплину православной жизни... Наша задача — подготовить человека к таинству так, чтобы оно стало семенем, брошенным на подготовленную и удобренную почву.

Крещение младенцев в общественном сознании представляется старинным бытовым обрядом, обязательным для русского человека. Но церковный принцип совершенно очевиден: крестить можно только детей сознательных христиан или при гарантии того, что восприемники могут оказывать серьезное воспитательное воздействие на детей при их воцерковлении.

Необходимо установить гораздо более строгий доступ к крещению и венчанию, чем сейчас. Готов ли к этому церковный организм? Не разобьются ли все наши благие намерения о два препятствия: идеологическое — ведь мы русские, значит, православные, значит, надо всех крестить; и материалистическое — упадет доход... Не придется ли нам внушать невоцерковленным семьям, а тем более семьям, где один супруг — не христианин, что их невенчанность не только не умаляет их брака, но в их состоянии и норма? Насколько это вообще возможно и допустимо?

Очень важным является вопрос о причащении детей. Я считаю, что причащаться нужно всей семьей, а не превращать причастие ребенка в еженедельную магическую операцию, при том что часто в семьях нет той среды, в которой принятое таинство может принести действительный плод.

Постная дисциплина семей также требует рассмотрения. Для сохранения семейного мира и здоровья членов семьи вопрос воздержания в пище должен решаться на семейном совете. К детям постную дисциплину возможно прилагать со многими оговорками, поскольку ее суть в некоем «умерщвлении плоти», которое становится актуальным для детей лишь в позднем подростковом возрасте.

И, наконец, нужно коснуться щепетильной темы супружеских отношений. Вот мнение одного священника: «Муж и жена — свободные личности, соединенные союзом любви, и никто не имеет права входить к ним с советами в супружескую спальню. Я считаю вредной, и в духовном смысле в том числе, любую регламентацию и схематизацию (“график” на стене) супружеских отношений, кроме воздержания в ночь перед причастием и аскезы Великого поста (по силам и взаимному согласию). Считаю совершенно неверным обсуждать вопросы супружеских отношений с духовниками (особенно монашествующими), так как наличие посредника между мужем и женой в этом вопросе просто недопустимо, и до добра никогда не доводит».

Проблемы современного пастырского окормления

Серьезная трудность в деле семейного духовничества связана с тем, что наша семейная проповедь направлена на воцерковляющуюся молодежь. Неофитство же, как известно, зачастую связано с неправильным направлением духовных усилий, идеализацией внешней жизни Церкви, склонностью искать непререкаемые духовные авторитеты с целью переложить на них ответственность за свою жизнь.

Вступая в брак, люди берут полноту ответственности друг за друга и за своих детей перед Богом, друг перед другом и перед близкими. Все вопросы о семье должны свободно и ответственно решаться женихом и невестой или мужем и женой. Духовник в данном случае может стать только советчиком и может войти лишь в ту область жизни семьи, которую эти люди свободно доверят ему как пастырю Христову.

Наши ресурсы и практические выводы

В Москве около 300 приходских храмов. Общее количество духовенства в Москве — примерно 1200 священников и 500 диаконов.

Можно утверждать, что православные храмы Москвы могут принять в целом не более 500 тысяч проживающих в столице людей (3% от общего числа). Полноценно участвующих в церковной жизни христиан — не более 150 тысяч человек, то есть не более 1% москвичей. Если вдруг к Церкви живо и ответственно обратятся еще 2% москвичей, то мы не сможем их принять и воцерковить ввиду отсутствия у нас ресурсов.

Крайне редки примеры, когда хотя бы 5% средств от дохода храма отчисляется на просветительскую и социальную деятельность. До сих пор почти полностью отсутствует финансирование даже детских воскресных школ. В средней московской воскресной школе занимается не более 30 человек, а в целом по Москве — не более 10 тысяч детей. Во всех православных молодежных организациях Москвы состоит не более 2 тысяч человек. В православных вузах Москвы на очном отделении обучается не более 3 тысяч человек. Количество активной православной молодежи в  Москве не превышает 500 человек, причем 90% из них знают друг друга близко или «в лицо».

Это говорит о катастрофической и даже критической для полноценного функционирования Церкви в будущем малочисленности активной молодежи Москвы и ближайших епархий.

В подавляющем большинстве случаев зарплата подвизающихся на церковной ниве людей для Москвы не превышает 5 тысяч рублей, при прожиточном минимуме около 7500 рублей на человека и 15–17 тысяч рублей на семью.

Церковно-воспитательная работа остановилась в своем развитии в конце 90-х годов прошлого века. Нет притока профессиональных кадров. Система церковного просвещения и социальной сферы в 80% случаев работает на неофитах, пока они не обретут потребность в заработке. Налицо постоянный «перезапуск» системы с нуля: старые ушли, а новые все начинают заново.

Не построена транслируемая и тиражируемая общецерковная система работы с детьми. Здесь действует принцип «во славу Божию»: есть энтузиаст — пусть работает, мешать не будем. Нет энтузиаста — ну что ж...

Церковь на практике оказывается не заинтересованной в детской и молодежной работе. Все говорят: «Нет денег»... Диакон Андрей Кураев год назад исчерпывающе высказался по этому поводу: «Песню о том, что у Церкви нет денег, я предлагаю забыть».

На этом фоне совершенно абсурдной кажется ситуация расцвета «борцов» с различного рода врагами и проповедников сектантского православия. Православные семьи зачастую выступают неким рассадником различных маргинальных идей: неприятие прививок, отстаивание «домашних родов», внедрение раздельного питания, недоверие к школам и детским садам.

 В нашей Церкви нет синодального отдела по вопросам семьи. Получается, например, что вопросы взаимодействия с армией и вооруженными силами для нас важнее, чем семья.

Понимая, что семейность воспитывается только в семье и никак не зависит от проповедей, для нас жизненно важно отказаться от идеологизированной безответственной проповеди и призывов и обратить наши ресурсы на деятельную помощь христианским семьям. На уровне приходов и благочиний необходимо проводить практическую заботу о семьях и тратить на это не менее 5% доходов храма.

Нужно направить церковные силы на создание именно внутрицерковной социокультурной семейной среды, из которой вырастут дети,  стремящиеся создать истинные христианские семьи. Эти «новые» люди и смогут в будущем стать основой церковного возрождения семьи.

Важно понять, что семья прорастет сама, если удобрять почву вокруг нее, а не утрамбовывать. Семья должна жить в свободе, поскольку она живой организм, решающий не только церковные задачи, но и свои собственные. Семья не инструмент, как писал протопресвитер Александр Шмеман: «Семья не имеет “цели”, она не “прагматична”. Она источник, она — та жизнь, из которой вырастают цели».